«По-татарски – ёк, а по‑русски – нет ничего». Лучшее от Островского к юбилею автора
«Свои люди – сочтёмся», «Бедность не порок», «Доходное место», «Гроза», «На всякого мудреца довольно простоты», «Лес», «Снегурочка», «Волки и овцы», «Бесприданница», «Без вины виноватые».
Эти и многие другие его пьесы признаны классикой драматургии и не сходят со сцен всех без исключения русских театров уже полтора века, а их автор по праву считается основателем русской театральной школы, идеи которого окончательно воплотили в жизнь Константин Станиславский и Михаил Булгаков.
12 апреля литературный и театральный мир отмечают 200‑летие со дня рождения великого русского драматурга Александра Николаевича Островского.
Фрагмент портрета Александра Островского работы Василия Перова, 1871 год
Александр Островский родился 31 марта (12 апреля) 1823 года в московской семье судебного стряпчего, получившего в будущем дворянский титул. Скончался 2 (14) июня 1886 года в своём имении Щелыково Костромской губернии в возрасте 63 лет, оставив творческое наследие из более чем 50 пьес, многие из которых к тому времени с успехом шли на сценах Малого театра в Москве и Александринского театра в Санкт‑Петербурге.
Юбилеи писателей, драматургов и поэтов мы традиционно отмечаем публикацией цитат из их произведений. Сегодня это фразы героев бессмертных пьес Александра Островского, не теряющие своей злободневности, несмотря на более чем преклонный возраст.
И первый человек греха не миновал, да и последний не минует. Грех сладок, а человек падок.
Я хочу сохранить за собой дорогое право глядеть всякому в глаза прямо, без стыда, без тайных угрызений, читать и смотреть сатиры и комедии на взяточников и хохотать от чистого сердца, откровенным смехом.
Бывало, лето или зима-то тянутся-тянутся, не дождёшься, когда кончатся; а нынче и не увидишь, как пролетят. Дни‑то и часы всё те же как будто остались; а время‑то, за наши грехи, всё короче и короче делается.
Если б я был царь, я бы издал такой закон, чтоб богатый женился на бедной, а бедный – на богатой; а кто не послушается, тому смертная казнь.
Молчи, коли уж лучше ничего не умеешь.
Как женщины-то однообразны при всём своём разнообразии.
У нас общественного мнения нет, мой друг, и быть не может, в том смысле, в каком ты понимаешь. Вот тебе общественное мнение: не пойман – не вор.
Прежде женихов-то много было, так и на бесприданниц хватало; а теперь женихов‑то в самый обрез: сколько приданых, столько и женихов, лишних нет – бесприданницам‑то и недостаёт.
Женское сердце мягко. Мягко‑то оно мягко, зато уж ведь и злей‑то женщины ничего на свете нет, если её обидеть чувствительно. Страшно становится. Женщина отомстит ужасно, она может такую гадость придумать, что мужчине и в голову не придёт.
Жить трудно стало: за всё деньги плати.
– А много ли жалованья по своим трудам получаете?
– Сто двадцать рублей‑с.
– Это, по-нашему, значит: в одном кармане смеркается, а в другом заря занимается; по‑татарски – ёк, а по‑русски – нет ничего.
Коли ты честный – не водись с бесчестным, не трись подле сажи – сам замараешься.
Развращение нравов на двух концах: в невежестве и в излишестве образования; добрые нравы посередине.
Холостой человек думает о службе, а женатый о жене. Женатый человек ненадёжен.
Вы, может быть, думаете, maman, что меня прельщает семейное счастье? Я уж не ребёнок, мне двадцать один год. Что за пастораль! Мне просто нужны деньги.
Осмеять надо. Я бы и сам, да некогда.
Пока человека не знаешь, так ему и веришь; а как узнаешь про дела его, так по делам ему и цена.
– У той всё хитрость да лесть, а эта вдруг, ни с того ни с сего, и скажет, что не надо.
– То есть правду?
Что нынче за свет такой! С наставлением набивается всякий, а денег никто не даёт.
Злой быть грешно, и доброй глупо! Как жить после этого?
И крокодилы плачут, а всё‑таки по целому телёнку глотают.
Чужая душа потёмки.
Мы люди грешные; мы и в церковь‑то ходим людей посмотреть да себя показать.
Чем в люди выходят? Не всё делами, чаще разговором.
Стыд ведь только в обыкновенной жизни очень нужен, а то он не очень важен: как что посерьёзней, так его и нет.
Да, мы куда-то идём, куда‑то ведут нас; но ни мы не знаем – куда, ни те, которые ведут нас. И чем всё это кончится?
_10153955_b.jpg)
