Страна и ее «Распад»

Живым шахтерам остается завидовать мертвым. Они для семей полезнее. Правда, только в том случае, если их настигает «резонансная» смерть.

Трагедия «Распадской» сместилась на периферию публичного внимания. Подернулась ряской. Так всегда бывает. Резкой потере интереса федерального ТВ поспособствовали и начавшиеся было в Междуреченске волнения. Хотя протестное движение угасло, не вспыхнув, картинка из шахтерского города на всякий случай пропала. Да и подоспели новые события, поважнее — Евровидение и т.д.

А в Междуреченске — ничего нового. Подземный пожар продолжается, 23 горняка числятся пропавшими без вести. За кормильцев, погибших в «Распаде», родственники получают под контролем обладминистрации по три миллиона рублей. Комиссию возглавляет заместитель кемеровского губернатора, никаких бандюганов, требующих 50 процентов с госвыплат, разумеется, в реальности нет. Потому что этого здесь в принципе быть не может. В здешних краях, в таких городках с богатыми криминальными традициями, где к тому же все всех знают, работяг и их женщин вот так, напрямую, не грабят. Обращение вдовы шахтера к Аману Тулееву — с указанием на конкретного человека, вымогающего гробовые деньги, — придумали политтехнологи. Тулеев дал анонимке ход. Так между делом раздавили, как клопа, еще одного междуреченца, 91-го, и приставили к вдовам и матерям милицию. Руководствуясь, видимо, тем же принципом, что и московские телевизионщики — «на всякий случай». Кто знает, на что способны бабы в горе. Одна, потерявшая мужа пару лет назад, уже вывела через свой блог горожан на митинг.

Три миллиона рублей — много или мало? Мало. Столько стоит хорошая машина, а не человек, пусть самый никудышный. Вопреки комментариям политиков и журналистов, никто в Междуреченске эти деньги большими не считает и вряд ли кто-то завидует: не те суммы. Об этом мне говорили все собеседники, включая даже представителей власти — например, пресс-секретаря мэрии Надежду Гуляеву.

Уместно ли говорить о деньгах, пока не истекли 40 дней? Да. Монетизация смерти, боли и страданий — нормально для нашего мира. Тем более что горняки и спускались под землю за деньгами, осознанно выбирали между жизнью и кошельком последнее. Тем более что речь о счете представителей нищего народа, делегированных смертями 90 человек, к богатому государству. Поэтому уместно и не стыдно. Тем более что власти не тушуются на вопросы отвечать деньгами, затыкать ими проблемы, закрывать ими неудобные темы, власти говорят о деньгах много, бодро, поспешно, сразу, не успев выразить соболезнования. Власти, боявшиеся повторения несанкционированного митинга, не постеснялись устроить гульбу на земле, когда под ней еще ничего не ясно: я о спортивно-массовом мероприятии, организованном на 14-й день после взрывов, о маршах, метании дротиков, играх «социальных работников» и детей.

Итак, семьи погибших получат от государства по одному миллиону. За тяжелые и средней тяжести ранения по 400 тыс. руб., за легкие — по 200 тыс. От бизнеса — побольше. Владельцы «Распадской» выплатят единовременно по одному миллиону за одну жизнь, сверх того — годовую зарплату каждого погибшего и его получку за последние три месяца. Раненые получат от 30 до 200 тыс. руб. в зависимости от тяжести травм. Выплаты из Фонда соцстраха (ФСС) невелики, за смерть на производстве единовременно 64,4 тыс. руб. Ежемесячные выплаты определяются, исходя из среднего заработка и степени утраты трудоспособности, но они также невелики. Новокузнецкая компания «Сибирский спас», страховавшая «Распадскую», отдаст суммы на том же мизерном уровне, что и ФСС. Заплатит и областной бюджет.

Начались предварительные выплаты, из областного фонда почти всем семьям погибших и пострадавших уже выдано по 100 тыс. руб. на срочные расходы. Это помимо основных компенсационных выплат. На днях приняты региональные законы, предусматривающие ответственность облвласти за погашение ипотечных кредитов семей погибших, ежемесячные компенсации расходов по содержанию детей погибших в детсадах, санаторно-курортное лечение пострадавших, членов семей погибших, ряд других социальных выплат и льгот — всего на сумму около 35 млн. Помощь детям шахтеров обещана до совершеннолетия по отдельной программе. Студенты — дети погибших в возрасте до 23 лет — будут получать стипендию от «Распадской» в размере заработка отца в течение всего времени обучения.

В общем, в монетизированном мире живым мужикам остается завидовать мертвым. Мертвецы для семей оказываются полезнее. Правда, только в том случае, если их настигает «резонансная» смерть.

Список аварий на шахтах Кузбасса последнего десятилетия начинается с «Распадской». 30 марта 2001 года взрыв метана убил четверых и покалечил шестерых горняков. Тогда администрация области направила каждой семье, где погиб кормилец, по 10 тыс. руб. По 5 тыс. — травмированным. Все это десятилетие суммы, которое платило государство за погибших в терактах и техногенных катастрофах, повышались. Люди вроде все те же, но цена нашей жизни растет совсем не пропорционально инфляции. То есть власти осознают, что занижают цену жизни подданных, и постоянно пробуют эту цену поднять. Возможно, это совесть. Скорее всего, упреждающая защита от судебных исков и ровное отношение к столь малым деньгам.

В декабре прошлого года сдетонировавший аммонит на шахте «Естюнинская» в Свердловской области убил 9 человек. Шахта принадлежит «Евраз Груп». За погибших заплатили по 2 млн. Теперь шахтерская жизнь выросла еще на миллион.

Нет, ничего отрадного в том нет. Для страны, претендующей на участие в G-8, говорящей о «сбережении народа» как высшей цели, с правящей углеводородной партией, с жирующим начальством, это катастрофически мало. У нас чиновники на бюджетные деньги покупают себе машины дороже. Или мебель в кабинет. И пока жизнь шахтера будет стоить столько, они будут гибнуть десятками.

Судя по уже имеющейся динамике, стоимость человеческой жизни в России когда-нибудь станет измеряться адекватными суммами. Еще сотня-другая аварий на нашем веку, веку наших детей, веку детей наших детей, и вот тогда…

От междуреченцев известно: некоторые семьи перессорились из-за выплат. Матери погибших считают, что невесткам дают чересчур много. Местная журналистка Людмила Худик рассказала мне о типичных ситуациях: достанется ли что-то опекаемым детям? А «чужим»? Некоторые жили гражданским браком, воспитывали чужих детей, а с прежней женой не разводились. Теперь гражданские жены недовольны. Короче, вопросов много. На них пытаются искать ответы члены комиссии. Ровно то же самое происходило минувшей осенью в Черемушках, на Саяно-Шушенской ГЭС.

Есть еще одна проблема. Как потратить эти деньги? Вдовы американских и австралийских шахтеров на «гробовые» могут путешествовать по миру, открыть бизнес, положить в банк и жить на проценты. Но это там деньги — лекарство от боли, тоски, одиночества, у нас такое лекарство — не деньги, а водка. Заупокойные службы плавно перетекают в запойные. В том, думаю, не столько гены виноваты, кровь, предки, история, сколько неразвитость жизненной инфраструктуры в малых городах и монопоселениях, таких как Междуреченск, Саяногорск, Черемушки, где и живет большинство России.

Знаменитый Таежный тупик, где жили не тужили староверы Лыковы (а сейчас от их семьи осталась одна Агафья), — это рядом с Междуреченском. Рядом, конечно, по сибирским меркам. И сам Междуреченск, стоящий на ответвлении от Транссиба, разумеется, ничего общего с тупиком не имеет: здесь центральное отопление, асфальт, кафе, интернет, пиво, органы власти и здания сталинского ампира. На самом деле Лыковы жили не в тупике, это был их осознанный выбор — они спрятались от бесовского государства. Агафья, оставшись одна, уезжать из «тупика» не хочет. А в Междуреченске очень многие хотели бы другой жизни для себя, уехать из этого города, заложенного зэковским этапом из Сталинска (Новокузнецка). Но не могут, не решаются. Миграция за капиталом у нас до сих пор не стала доблестью. Хоть жизнь и заставляет. Шахтеры не похожи на чеховских персонажей, мучавшихся и все собирающихся уехать, но пьеса та же.

Здесь, в таких вот междуреченсках и черемушках, как в среднем по России, живописные ландшафты, мощная индустрия и живут люди, словно с рождения обреченные проигрывать и быть несчастными. Потеря работы для них хуже смерти. Но смерть — шанс для детей, выход.

Уедет ли кто-то из пострадавших отсюда? Пока говорить об этом рано. «Можно предположить, что часть семей уедет. Будь у меня 3 миллиона, я бы тоже уехала из Сибири куда-нибудь, где потеплее», — сказала Л. Худик. Открыть свой бизнес теоретически возможно. В Междуреченске существуют муниципальные гранты для начинающих (по 200—300 тыс.) для развития бизнеса. Это единственный город в области, оказывающий такую поддержку. На каждое создаваемое рабочее место от Центра занятости еще платят дополнительно по 58 800 руб. Например, недавно одна начинающая бизнесвумен открыла несколько точек, где реализует кислородный коктейль. Ей дали от муниципалитета 300 тысяч.

В Междуреченске, повторюсь, — ничего нового. Город — как замкнувшийся после горя человек, как закрытая потрескивающая печь.

После взрыва метана в декабре 1992 года и занявшегося пожара пришлось затопить другую междуреченскую шахту — Шевякова. И тогда из-под земли не сумели достать 23 горняка. За три с половиной года до этого, 10 июля 1989 года, с этой шахты начались знаменитые шахтерские волнения, стук касок на площадях, обратившийся крахом социализма, сносом Берлинской стены, распадом СССР. А потом колыбель революции обернулась братской могилой, пламя пожрало ее детей.

Сейчас тушат «Распад». И снова под землей — 23. На месте похороненной шахты имени Шевякова новую запустили только 6 лет назад. И сейчас, говорят, там приходится подныривать под горящие пласты.

Летом 89-го волнения в Междуреченске начались с куска мыла — шахтеры не могли после смены помыться. Мыло шахтерам доставляли самолетами девять министров. Весной 2010-го власти тоже все проблемы свели к мылу — структуре зарплаты и условиям труда. Для чего прошел 21 год, две эпохи, сменились два народа? Нет, конечно, что-то поменялось. За полгода до шахтерского бунта горный мастер Кокорин (с его бригады все и началось) писал об убогой данности, в том числе отсутствии мыла, в «Прожектор перестройки» — была такая передача на центральном ТВ, бичевала недостатки в рамках дозволенного. Впрочем, тогда во всех жила надежда, в том числе и в телевизионщиках, и они — не верится — стремились выйти за рамки.

Сейчас в Междуреченске поминают родных и друзей и наблюдают реакцию власти и ее пропагандистского аппарата, неизбывное чиновничье желание заткнуть рты и побольше наобещать. Как и 9 месяцев назад в Черемушках и Саяногорске, людей раздражает, что не объявили траур, что молчат об их беде, им кажется, что стране нет до них дела, что им никто не сопереживает. Чего нет в телевизоре, нет и в жизни — это и здесь стало аксиомой. Людей раздражает, что на смерти близкого можно стать карликовым олигархом, а благодаря достойной жизни и честной работе — нет. Есть что-то в этой уродливой тенденции от мародерства — жить за счет мертвых.