Сероватов сделал Равеля одной левой, или призрак "желтой угрозы" в храме Иркутской культуры

Непросто человеку, не имеющему музыкального образования и не являющемуся завсегдатаем филармонии, писать о филармоническом концерте. Однако же пора подтачивать монополию остепененных искусствоведов на темы такого рода.

Ниже сумбурные впечатления о концерте в Иркутской филармонии, который состоялся 18 февраля сего года, принадлежащие человеку, который, что называется, «из другой тусовки».

Прошлая неделя была неделей перекорма иркутских музыкальных ценителей фортепьянными концертами. Один за другим – целых четыре штуки. В этом ряду именитых гастролеров выделялся Константин Сероватов, исполнивший партию фортепьяно в концерте ре мажор для левой руки Мориса Равеля.

У К. Сероватова есть свой «послужной список». Коренной иркутянин. Выпускник музыкальной школы во втором Иркутске, которая по количеству знаменитых выпускников может претендовать на место «первой» музыкальной школы города. Учился в аспирантуре Санкт-Петербургской консерватории. Лауреат международного конкурса. Бесспорно, самый популярный в нынешнем Иркутске пианист. Очень сдержанный и немногословный человек, играющий без какого-либо декоративного артистизма. Но играющий так, что слушатель забывает обо всем. В первую очередь о том, что филармония хороша для удовлетворения эстетических потребностей, а также удобна для публичной демонстрации своего интеллигентского статуса. Сероватов выталкивает музыку за пределы какого-либо эстетства, оказывающегося в моменты его игры всего лишь одной из систем социальных условностей. То практически «животное» растворение в музыке, который современный слушатель привык искать в джазе, в роке, в электронном дансинге, можно обрести на Сероватовском исполнении классики. На гораздо более трезвую голову и за гораздо меньшую цену.

Так и 18 февраля Сероватов выступил гениально. «Вот и все об этом человеке», как говорила Шахерезада.

Однако нет. Добавлю еще немного. О том, что кулуарном шепоте, как обычно на его концертах, можно почувствовать беспокойство публики по поводу кумира. Как долго еще ему суждено выступать в Иркутске? Публику можно понять. Не хочется о грустном, но вспомним, какое количество талантливых людей в последние годы не смогли найти себе места в Иркутске. То есть в городе, жители которого вот уже столько десятилетий из-за дурацкой фразы умнейшего из русских литературных классиков пребывают в благостной уверенности, что живут в исключительно «культурном» населенном пункте.

Между тем «культурный город» спокойненько растранжирил все свое театральное своеобразие – одаренность Вячеслава Кокорина, Ивана Вырыпаева, Валерия Шевченко оказалась востребована в других городах и весях. Эти люди не требовали премий, дач, решения квартирного вопроса. Они просто не умели проявлять необходимую гибкость в отношениях с власть предержащими. Просто хотели жить и работать в Иркутске. Не получилось.

Поневоле задумаешься, не угрожает ли сей преследующий иркутские таланты и постыдный для нашего города рок выдающемуся иркутскому пианисту? Ведь у местных чиновников от культуры может просто не хватить времени для того, чтобы обратить внимание на очередной иркутский «феномен». Она заняты очень серьезными делами – в лучшем случае устройством помпезного фестиваля «Сияние России», в худшем – поддержкой гастролирующего колдуна Грабового. Не прирастет ли Сибирью в очередной раз богатство и величие России без всякого обратного эффекта?

К тому же сам симфонический оркестр раздираем интригами и противоречиями. И хотя даже такому дилетанту как я совершенно очевиден тот парадоксальный факт, что под руководством второго дирижера наш оркестр звучит во сто крат раз лучше, чем под руководством дирижера главного, разумного окончания «симфонической войнушке» нет и не предвидится. Оркестр наш называется Губернаторским. К сожалению, рассчитывать на музыкальность, отпечатанную на лицах наших губернаторов, не приходится. Быть может музыканты поучатся у своих великих предшественников?

Например у Мориса Равеля, чью музыку они так мастерски исполнили в субботний вечер. Равель написал второй концерт ре мажор для австрийского пианиста Пауля Витгенштейна, потерявшего в Первую мировую войну правую руку. Поясняю намек. Равель – француз, Витгенштейн – австриец. В войну их отечества воевали друг против друга. Парадокс – француз Равель служил шофером в медицинской бригаде, а австриец Витгенштейн потерял руку. И это не помешало французу написать гениальное музыкальное произведение, а австрийцу гениально его исполнить в 1931 году.

75 лет спустя Константин Сероватов продолжил традицию великих исполнений этого Равелевского концерта.

Теперь давайте о веселом.

Сероватов выступил в первом отделении. В антракте наблюдалось любопытное явление. Поклонники Сероватова получали в гардеробе одежду и отправлялись домой, ибо во втором отделении им «угрожал» Шостакович. Я улыбнулся, вспомнив о том, как в одном из провинциальных оперных театров, в который на роль Ленского был приглашен Николинька Басков, перекроили оперу Чайковского. Ленского не стали убивать перед антрактом, как это обычно принято, а немного «продлили» его присутствие на сцене на следующее действие. Чтобы публика, потеряв из-за предательского выстрела своего кумира Баскова, не разбежалась. Будь я постановщиком, я бы обязательно изменил сюжет так, чтобы Ленский убивал Онегина и романировал с Татьяной Лариной до последнего. Вот это было бы настоящее современное, интерактивное (опера – публика) прочтение классики. Однако мне остается только бесплатно подарить эту постмодернистскую идею будущим постановщикам.

Итак, о Шостаковиче, столетие которого празднуется в этом году. Я поклонник всех его симфоний, ибо ни у какого другого композитора невозможно встретить столь впечатляюще воплощенную в музыке тревожность как таковую. Исполненная первая симфония Шостаковича была написана им в 19 лет. Здесь только чувствуются намеки на будущие отличительные черты творчества величайшего русского симфониста - плотный скрипичный саунд, душераздирающие духовые, в общем музыка, которая то создает ощущение бензинового пятна, расплывающегося по воде, то превращается в морской шторм. В одной совковой музлитовской книжке этой симфонии была посвящена потрясающая в своем идиотизме фраза: «идейно незрелое произведение, поражающее обилием новых идей». Замечу, что и в жизни интересно все идейно незрелое, но поражающее новыми идеями.

Первое триумфальное исполнение этой симфонии Шостаковича состоялось в 1926 году. Это просто удивительно. Подумать только – еще несколько лет назад Россия была залита кровью гражданской войны. А теперь не добежавшие до Врангелевских пароходов буржуи и хамоватые нэпманы вперемешку с простецкими пролетариями и молодцевато-боевитыми еврейскими комиссарами в кожанах и с наганами сидели и балдели от музыки, которую поймет не каждый выпускник консерватории.

Комиссаров я вспомнил не случайно. Ни для кого не секрет (это не только юмор от первого канала, но и правда жизни), что если устроить взрыв в любой провинциальной филармонии во время концерта, то мечта антисемита по окончательному решению еврейского вопроса в одном отдельно взятом городе будет реализована тут же. Я оглянулся окрест себя, рассчитывая рассмотреть солидную публику, на лицах отдельных представителей которой можно прочесть тексты последних писем от детей из "земли обетованной" и общую печаль – а доведется ли встретиться с детишками вновь? Оглянулся и чуть не упал. За мной сидело два ряда молодых, аккуратных китайцев с раскрытыми ртами. В это невозможно было поверить. «Истероидные патриоты» ищут следы желтой угрозы на рынках и стройках, а тут – в Иркутской филармонии – сидели живые китайцы и слушали Шостаковича.

Я забыл о музыке и почувствовал, как падает геополитический занавес. Можно не бояться глобальных прогнозов - XXI век не станет «веком Китая». Ибо «поднебесная» капитулировала. На земле наступил век Шостаковича.