Государственная тайна

Все тайное рано или поздно становится явным. На нынешней неделе произошло именно такое событие: одно из самых закрытых предприятий России - Ангарский электролизный химический комбинат - впервые в своей истории открыл свои двери журналистам и общественникам-экологам.

Пока группа была небольшая - всего человек десять, потому что это первый опыт посещения такого объекта людьми, не имеющими допуска на предприятия атомной промышленности. Наш корреспондент была в составе этой делегации.

Место сбора - Информационный центр

В Информационном центре Росатома, созданном в Ангарске нынешней весной, сегодня царит некоторое напряжение. "Хозяин" центра - Федор Дрогунов - волнуется. Говорят, что этот человек, проработавший на АЭХК очень много лет (он был еще среди строителей предприятия - за два года до его официального пуска), не волнуется даже в самых сложных ситуациях. Но это - на производстве. А вот проводить "экскурсию" для такой братии, как журналисты, ему в новинку. Еще бы: раньше АЭХК был объектом, особо охранявшимся от подобной аудитории. Теперь все по-другому. "Да, чтобы развиваться, нам нужно стать открытыми", - говорит он.

Видимо, поэтому в составе делегации главный противник проекта создания в Ангарске Международного центра по обогащению урана - председатель Байкальской экологической волны Марина Рихванова. Именно она будет во время экскурсии задавать самые сложные вопросы и подвергать сомнению любое сказанное слово. Но на АЭХК считают, что ее, как и других, можно убедить в экологической состоятельности производства.

Тайны мирного атома

У крыльца Разделительного завода нас встречает его директор Леонид Чернов. Внешне этот человек - само спокойствие. Трудно представить силу, которая могла бы вывести его из равновесия. Похож на рассудительного восточного философа... Возможно, именно таким и доверяется самая большая тайна нашего мирного атома - центрифуги, в которых происходит разделение урана на изотопы. Те самые центрифуги, равных которым в мире нет и, говорят, не будет еще лет двадцать.

Леонид Григорьевич ведет нас переодеваться - белые халаты, шапочки, специальная обувь. Каждому из нас выдают персональный дозиметр радиационного излучения. В конце экскурсии мы проверим, "хватанули" или нет радиацию. И окажется, что уровень - фоновый. То есть все равно, что мы сходили бы на экскурсию в сосновый бор...

Идем в святая-святых АЭХК - зал, где расположен каскад газовых центрифуг. В помещении - прохладно, тихо, идеальная чистота. Оказывается, эти центрифуги очень небольшого размера: они поочередно соединены между собой блоками - по 10 штук по горизонтали в несколько рядов и в семь уровней - вверх. Начинка этого уникального разделительного устройства держится под секретом. Что ж, даже радует, что у нашего государства еще остались государственные тайны.

- Если какая-то центрифуга выйдет из строя, ее тут же отключают от системы. Это устройство герметично, невозможна никакая утечка. Практически все процессы происходят при низком давлении - в вакууме, что исключает попадание гексафторида урана в атмосферу, - рассказывает Леонид Чернов.

Каждая центрифуга оснащена устройством контроля. Информация поступает на пульт в центральный диспетчерский пункт.

- И часто у вас бывают внештатные ситуации? - интересуюсь я.

- Если бы они бывали, я бы здесь не работал, - улыбается Леонид Григорьевич.

Однако добавляет, что все службы, на всякий случай, готовы к внештатной ситуации.

На борту "челнока"

Следующая остановка - на участке готовой продукции. Обогащенный уран, находящийся в состоянии гексафторида урана, здесь перекачивается из заводских емкостей в тару заказчика. Система работает наподобие челнока, поэтому цех и называется - "Челнок А" (на аналогичных предприятиях также эти цеха называются "Челноками", только добавляется другая буква - в зависимости от города, в котором находится производство).

Любопытные журналисты просятся в автоклав. "Пожалуйста", - пропускают нас туда экскурсоводы. С видом спецов ощупываем стенки автоклава, громадную дверь, которая надежно задраивается перед началом "челночной операции".

Затем заходим на склад готовой продукции. Здесь в строгом порядке лежат герметичные емкости, ожидающие отправки.

- Каждый контейнер подвергается сертификации, - рассказывает Леонид Чернов. - Перед этим проходит испытания: помещается в огонь, топится в воде, сбрасывается с высоты. Контейнер должен быть абсолютно надежным. Это - требование, которое соблюдается в обязательном порядке, мы же не на кондитерской фабрике.

Безопасность и качество продукции - это главные требования на АЭХК. Леонид Григорьевич с гордостью замечает: "За все время работы у нас не было ни одной рекламации от зарубежных партнеров".

Выходим из здания. Уже не удивляемся, почему деревья вокруг - обычные, почему столько цветов и кустарников.

Тот самый обедненный гексафторид

Отправляемся на площадку хранения обедненного гексафторида урана. Это - отход производства: обогащенный уран отправляется туда, где изготавливают топливо для АЭС, а обедненный гексафторид пока остается на предприятии.

- Но как сказать, - отходы? Нет, это не отходы, это - перспективное сырье для повторного обогащения урана, - говорит помощник генерального директора АЭХК Александр Тетерин. - По мере совершенствования технологий мы берем обедненный гексафторид на дообогащение.

Эколог Марина Рихванова выражает сомнения: можно ли говорить об экологической безопасности, когда гексафторид здесь копится уже пятьдесят лет? Емкости, наверняка, уже проржавели.

- Нет, это не так, - объясняет Тетерин. - По правилам, контейнеры заменяются через определенный промежуток времени. То есть гексафториду, может, и 50 лет, а вот емкости, в которых он хранится, - намного моложе!

Александр Тетерин рассказывает, что тем не менее сейчас прорабатывается вопрос перевода гексафторида в другое состояние - тетрафторид урана. Это - также передовая технология и впервые будет применена на АЭХК. Еще существует французская метода - преобразование гексафторида в закись-окись урана, но наша будет лучше.

- Ученые провели все исследования и уже изготавливаются установки для перевода гексафторида в тетрафторид, - рассказывает Александр Тетерин, - ориентировочно, эта технология будет внедрена на АЭХК в 2011-2012 годах.

Марина Рихванова в разговоре подтвердила, что обедненный гексафторид представляет опасность не радиационную, а химическую. "Но почему тогда экологи не занимаются так же плотно нашими химпромами - Усольским, Саянским, где ситуация куда опаснее, чем здесь?" - спрашиваю я. И получаю ответ: "Вы правы, но у нас просто нет возможности контролировать все. А уж если Росатом решил создавать здесь Международный центр по обогащению урана, мы просто обязаны проследить, чтобы все было экологически безопасно".

Возвращение

После посещения комбината еще долго нахожусь под впечатлением. Но бытовые вопросы постепенно выплывают на первый план. Нужно же в магазин, за продуктами. Рассматривая пакетики йогурта, невольно ловлю себя на мысли: они не герметичные! Технология нарушена? Как такое могло произойти? Представила, как это должно шокировать сотрудников АЭХК, привыкших к порядку и скрупулезному соблюдению технологий. Хотя, наверное, они привыкли быстро перестраиваться с рабочего на бытовой лад. И смотрят на нас, должно быть, с улыбкой восточного философа: не все же бьются за совершенство!

PS. 15 июня в Иркутск для посещения АЭХК прибывает глава Росатома Сергей Кириенко. С ним приедет группа депутатов ГД и сенаторов.